Оригинальный пост
По прибытию в Канникумари я отказалась от навязчивых рикш и побрела куда глаза глядят.
Маленький ночной городок с храмами, запахами еды и туристическими огоньками.
Я думала выйти на пляж и там где-нибудь заночевать. Но я пошла куда-то не в ту сторону, и хотя океаном веяло отовсюду, он что-то никак не появлялся, только душные гестхаусы тянулись вдоль пыльной Main road.
Я обливалась потом и мне уже тяжеловато было нести рюкзак, и я стала заглядывать во всякие маленькие улочки, чтобы они меня куда-нибудь поскорее привели. В одной из улочек я наткнулась на Кришна-ашрам, и подумала было не вписаться ли на ночь, но как-то не почуяла конкретной мазы, и вместо этого спросила где пляж. Оказалось что всё это время я шла в противоположную сторону. Я отметила про себя, что вот удел того кто отказывается от рикш, но решила принять свою судьбу и пешком же потопала обратно.
Снова пройдя весь проделанный путь и вернувшись к вокзалу, я взяла теперь правильное направление, но вскоре совсем устала, и мне очень захотелось скинуть рюкзак и посидеть.
Тут я увидела одетый в огоньки храм Шивы, и мне живо вспомнились мои новогодние религиозные приключения и чёрный Ганеша в удаляющихся дверных проёмах. В этом храме тоже были такие проёмы, и в них виднелся наверное Шива, но смутно, да и не было у меня к нему того влечения как в ту ночь к Ганеше.
Я прошла по зелёному коридору сквозь храмовый садик, немного потупила и, решив, что так и эдак, а посидеть-то здесь можно, с приятным облегчением скинула рюкзак и села справа у входа, спиной к стене.
Я начала остывать, и представлять что сижу в Москве в переулочке, как я делаю когда мне требуется отрешиться от происходящего.
И тут, снова как в сказке или в какой-нибудь буддийской притче, из храма вышла девушка и заговорила со мной.
Я опустила глаза, так как мне не хотелось отвечать на стандартные вопросы. И тогда она присела рядом со мной на корточки и говорит: "Пошли ко мне!"
Тут я залепетала что-то про "я тебя не знаю", но она только засмеялась. Пошли, говорит, не выдумывай. Переночуешь у нас, а завтра я тебе всё покажу.
И мы пошли.
Сначала мы пошли на пляж, триумфально.
Пляж оказался совсем не таким как я представляла: толпы народу, храмы, нескончаемые ритуальные омовения (там и тут роились гроздья айяп в чёрных лунги) и огромная статуя некоего древнего балладиста, занимающая островок чуть поодаль от берега.
Ниша весело удивлялась, что я думала тут спать.
Она много болтала, и английский у неё был какой-то странный. После любых объяснений она неизменно добавляла "That`s why", это было по-книжному ненатурально и смешно. Оказалось, Ниша учится на учительницу английского, и поедет потом работать в Бангалор, потому что хочет свой "own way". Хотя у них здесь женщинам работать не обязательно – Нишина мама не работает, например, а занимается домом. А папа бывший военный. Ещё у Ниши есть два брата и сестра (сестра уже выучилась и работает учительницей ботаники). Ниша самая младшая, ей 23 года и у неё есть бойфренд (показала мне карточку – смешной усатый дядька-индус; Ниша тоже посмеялась и пояснила что это просто он так выглядит, а на самом деле ему всего 26). Бойфренд плавает на транспортном судне где-то в области Мумбая, они с Нишей "дружат" уже девять лет и года через три поженятся, когда бойфренд построит для Ниши дом. Ниша сказала, что в их касте (нада) не принято выходить замуж раньше 25ти лет. Она потом много рассказывала про свою касту, что это как бы закрытая коммуна, где все соседи знают друг друга и все вроде как одна семья, которая соблюдает ритуалы и правила и живёт по традиции, как по расписанию. Смысла же ритуалов, как я поняла, Ниша не знает, да и не пытается постичь – они для неё просто есть. Это её реальность.
Наконец мы пошли к Нише домой.
Вокруг нас появлялся и исчезал Нишин "просто друг" с нежными глазами, и она постоянно загружала его какими-нибудь поручениями, а он её слушался, как ребёнок, и всё исполнял что она говорит.
Ещё Ниша очень много трепалась по мобильнику и здоровалась с кучей людей (у меня сложилось впечатление что она знает вообще весь город), неизменно поясняя обо мне - "my friend" - и постоянно порываясь мне что-нибудь купить. Её странный английский примерно наполовину состоял из предложений открывающихся глаголом shall, словно это было такое домашнее задание по английскому языку - использовать этот глагол. ("Shall we cross the street now? Shall I buy this for you?")
Дом Ниши оказался маленький, тёмный, тесно набитый вещами, людьми и животными, а со всех сторон к нему так же тесно подпихнулись другие такие же дома (как я поняла, той же касты), перемежающиеся крохотными двориками-проходиками, плотняком засаженными разной утварью и полчищами домашних животных. У Ниши в скромном палисадничке между калиткой и крыльцом и на самом крыльце тусовалось штук пять коз и козлят, две-три огромные коровы с телёнком, мелькали куры и кошки, плюс грозный козёл на верёвке, изолированный, как объяснила Ниша, за плохое поведение (подкрадывался и бодал))), а в дом допускалась лишь унылая и пыльная полудоберманиха по кличке Паппи.
Ниша сказала, что это её сестра любит коз, поэтому они их и держат. Я тоже очень люблю коз, и к этим смешным вислоухим Нишиным козам я совершенно невменяемо лезла ласкаться, но они очень ловко и шустро разбегались, и круглые их глаза выражали полнейшее недоумение.
Дверь в Нишин дом состояла из четырёх независимо открывающихся частей: две створки, разделённые ещё и на верхнюю и нижнюю каждая. Получается, при такой системе предусмотрены 16 вариантов состояния двери, - непостижимый космос для моего сознания и самая простая и обыденная вещь для Ниши. (На практике, нижние створки закрываются для того, чтобы животные не могли войти в дом. Но для чего тогда держать открытыми верхние створки, если чтобы войти или выйти самому, всё равно нужно также открыть и нижние? Здесь моя мысль останавливается…)
Чтобы смогла пройти я с рюкзаком, понадобилось открыть все четыре створки.
Дома никого не оказалось.
Я скинула рюкзак, и мы пошли прогуляться и перекусить на Main road.
Наша прогулка снова сопровождалась бесконечными приветствиями и пояснениями насчёт "my friend", и улыбающиеся очередные Нишины знакомые едва не завернули для меня рис с курицей. Ниша объяснила что они тут вегетарианцы только три дня в неделю (как раз начиная с завтра), а в остальные четыре дня едят рыбу и курицу. Я высказалась в том смысле, что вообще не очень хочу есть и с удовольствием обошлась бы какими-нибудь фруктами. Тогда Ниша напоила меня прекрасным кокосом, купила мне огненно-рыжих бананов и волшебного сахарного тростника.
Тростник она купила, потому что я призналась что никогда его не ела и не знаю как есть.
Мы подошли к сидящему под деревом дедушке, у которого за спиной к стволу того же дерева были приставлены высокие охапки тростника ( я сначала и не поняла, что это такое, - думала, может бамбук типа для хозяйственных нужд). Дедушка оживился, некоторое время копался в охапках, выбирая, и наконец вытащил для нас длинную толстую тростничину, и принялся её осматривать и ощупывать (потом я догадалась, что так он определял где больше сахара, чтобы рубить именно в этих местах, и нам было бы слаще есть). Находя подходящее место, он коротко взмахивал - не то серпом, не то ножом - и разрубал. В итоге получилось несколько коротких тростниковых обрубков, каждый из которых дедушка ещё и надщепил с обоих концов, и связал их всех вместе травинкой. Получилось очень красиво, такая маленькая вязаночка тростника чёрно-зелёного цвета.
Я говорю Нише: "Скажи ему, что красиво!". Она сказала, и дедушка заулыбался и закивал. Ниша заплатила ему 10 рупий. Я спросила Нишу, неужели это его единственная работа, - сидеть здесь день и ночь и время от времени рубить тростник и связывать его травинкой, получая за это десять грошиков? Ниша сказала, да. Она сказала, что многие люди здесь никогда не покидают своего места. НИКОГДА.
Дома у Ниши уже набежала толпа народу: мама, сестра, подруга сестры, соседка, ещё соседка, поддатый брат – высокий накаченный чувак со шрамом на мощном плече, практически негр-баскетболист – и друг брата.
Все они тусили в прихожей, единственной хорошо освещённой и хоть немного вместительной комнате во всём доме, и к тому же с телевизором. В этой комнате делались дела, здесь же ели, сидели, здесь же спали Нишина сестра и брат (но брат сегодня уходил спать к своему застенчивому другу, который в затянувшемся ожидании жался к двери и отказывался на все предложения сесть). Разумеется, телек был перманентно включён и показывал исключительно безумные индийские сериалы, один за другим, прерываемый лишь ещё более безумной индийской рекламой.
Все эти люди то приходили, то уходили, и конечно же страшно хотели меня рассмотреть.
Они поднимали мой рюкзак, спрашивали сколько стоит спальник, и сколько детей у моих родителей, и сколько мне лет, и неужели же я путешествую совсем одна, и нравится ли мне Индия.
Все они очень плохо понимали по-английски, так что Ниша (которая и сама не всё понимала) служила переводчиком, и каждый, к кому я обращалась, сильно смущался, умолкал и только сверкал зубами, беспомощно улыбаясь.
Мы с Нишей сели есть сахарный тростник, пялясь на рыдающих в телеке индусов.
Оказалось, нужно сдирать кору зубами, а потом так вот запросто откусывать древесину и жевать, пока сладко, и сплёвывать в корзину. Действительно, очень сладко, как будто пьёшь сахарный сироп. Однако для моих неподготовленных челюстей обгрызание коры оказалось тяжёлой работой, я быстро устала, и тогда Нишин брат-баскетболист счистил для меня кору каким-то серпом. Этот брат вообще был заточен для грубой работы, и если он пытался приласкать ребёнка или животное, то дети и животные в ужасе разбегались, с плачем или визгом или блеяньем. Когда же я посоветовала ему быть с детьми нежнее, он очень смутился и ничего не ответил.
Ниша обещала меня разбудить в пять утра, чтобы пойти встречать рассвет на пляж Канникумари, и мы пошли было спать на крышу. С нами приволоклись всё тот же брат и унылая полудоберманиха.
Я начала укладываться, а брат стоял надо мной, курил сигарету и рассказывал, что он может выпить аж три бутылки пива. Я сказала, что могу выпить бутылку водки, но он, по-моему, так и не решил, верить мне или нет.
Тем временем во сто пятый раз позвонил Нишин бойфренд, и Ниша всучила мне трубку. Бойфренд интересовался, накормила ли меня Ниша, хорошо ли я себя чувствую и прочей подобной хренью. Это было мило и смешно, - как и всё, что говорили и делали эти люди.
Тут заморосил дождь, и пришлось нам со всеми хоботьями убираться в дом. Ниша предложила мне спать вместе с ней в её крошечной захламлённой комнатушке, напоминающей сарайчик моей бабушки, но я решила что лучше уж я посплю здесь, в прихожей, с сестрой.
Сестра мне кстати понравилась :))))
Она была такая грубоватая и пофигистичная, как бы и не женственная совсем, эдакий чувак, но видно что умная и очень попущенная, и эта самая попущенная пофигистичность и составляла её особое обаяние.
Между тем нарисовался отец семейства, худой жилистый дядька с ёжиком седых волос под бейсболкой, и при этом в лунги вместо штанов (развесёлое сочетание – бейсболка и лунги!).
Вот этого чувака было ничем не пронять. Он вообще никогда не смущался и был совершенно спокоен.
Отец с матерью стали возиться с какими-то облепленными землёй кореньями (среди кореньев были пучки только что вырванного турмерика, порошок которого у нас больше известен как куркума) и овощами, и Ниша объяснила, что это они готовятся к послезавтрашнему фестивалю Понгал (pongal), и что это здесь как рождество. Завтра люди приготовят разные угощения и сладости, отнесут всё это в храмы и оставят богам, а на следующий день заберут обратно и будут есть и праздновать. Вот такой вот Понгал :)
Ниша ушла спать.
Сестра натянула но голову покрывалко и тут же отъехала.
Я легла, и мать семейства, окинув взором свои владения и оценив обстановку, подошла к выключателю, посмотрела на меня утвердительно, - и выключила свет.
И как же я охренела, когда через три минуты она включила его обратно, врубила телек на полную громкость и воткнулась в адский индийский экшн с воплями, кровью и рыданиями.
Я очень устала, но спать в таких условиях просто не могла. Поток страданий подхватил меня и очень скоро вынес к решению карабкаться на берег, то есть пойти спать на крышу, - уж лучше меня разбудит дождь, но хотя бы немного я нормально посплю, чем метаться в этом дурдоме.
Я тихонечко свернула свою постель и собралась на цыпочках ускользнуть, но меня блин перехватил отец семейства. Он принялся не пускать меня, жестами изо всех сил показывая, что может пойти дождь и что на крыше спать никак нельзя, ну никак! Как лучшая альтернатива, мне предлагалось место на крыльце, где спали козы, и где было в буквальном смысле насрано и валялись обоссанные мешки. Хрипло ругаясь, отец начал вытуривать с крыльца козу, а та упёрлась всеми копытами и ни за что не хотела уходить с нагретого местечка. Попутно ногами он расшвыривал во все стороны дерьмо, как бы расчищая моё будущее ложе.
Я сильно впечатлилась происходящим, и как вариант мне даже приходило схватить рюкзак и бежать. Но я взяла себя в руки и терпеливо продолжала показывать как мне нравится спать на крыше и как я спущусь на крыльцо если пойдёт дождь. В конце концов, отец досадливо махнул рукой и ушёл в дом, совсем как моя бабушка, когда ей надоедало бороться с моим упрямством (бабушка любила причитать: "Во девка растёт!" – с таким видом, словно мне как минимум предстояло развязать третью мировую войну).
Я поднялась на крышу, но оказалось, что это ещё не конец.
Стоило мне только-только блаженно поплыть в сладостный сон на свежем воздухе, уютно завернувшись в Прекрасный Спальник Саввиной Мамы, как унылая полудоберманиха шумно сорвалась с места где-то за моей головой, где было улеглась, и с лаем бросилась во двор. Там она продолжительно и терзающе громко перегавкивалась с удалёнными собаками. После чего, исполнив, так сказать, священный свой долг, полудоберманиха приволоклась обратно, и , яростно вскопав свою подстилку, со вздохом опустила на неё усталое тело.
Эта серия действий – сорвалась-перегавкалась-вскопала-улеглас
Иногда собака лаяла прямо с крыши, стоя на задних лапах, а передними опираясь о бортик.
А дождь таки пошёл.
Это не был полноценный индийский дождь, он только моросил, но всё-таки остаться лежать под этой моросью означало постепенно вымочить спальник насквозь.
Я опять свернула постель и поплелась вниз.
По дороге я останавливалась и смотрела на небо в надежде, что дождь пошутил и всё-таки сейчас перестанет. Но нет, это была не шутка.
Четырёхстворчатая дверь в дом, где уже давно умолк телевизор, была заперта изнутри.
Тоскливо оглядев палисадник, я пришла к заключению, что, кроме крыльца с козами, спать действительно больше негде.
Мне не пришлось никого изгонять – едва я забилась под самую дверь, козы сами поспешно свалили с крыльца, и постылая полудоберманиха заняла их место.
Я спала плохо, полусидя-полулёжа, кутаясь в спальник и постоянно просыпаясь, потому что мне казалось, что вот уже рассвет.
Когда утро действительно подступило, я даже обрадовалась, что больше не надо пытаться спать.
Первым на крыльцо вышел отец. И засмеялся. Это был короткий победный смех, что-то вроде "ХА!". Но в то же время, этот смех был добродушным. Думаю, скорчась под дверью, в окружении спящей без задних ног полудоберманихи и потихоньку вернувшихся и тоже спящих коз, я являла собой умильное зрелище.
Отец прошёл через палисадник к маленькому домашнему храму-часовенке, нажал на клавишу, и громко запела магнитофонная повторяющаяся мантра.
Такие же записи, с другими мантрами и голосами, послышались отовсюду, хотя было ещё темно. И эта подлая полудоберманиха дрыхла себе, даже не шелохнулась.
Вышла Ниша в ночной сорочке и объявила, что пора вставать и идти.
Мы быстро собрались.
Было темно, повсюду раздавалось пение, и люди выходили на Main Road и двигались в сторону океана.
Ниша, как обычно, болтала, здоровалась, поясняла "my friend" и названивала своему бойфренду (она им очень гордилась, всё повторяла что он работает в Мумбае и что купил ей сари), и бог знает кому ещё.
Я удивлялась, как много людей встают так рано. Ниша сказала, что им нужно открывать магазины и вообще, начинать рабочий день, that`s why.
Мы пришли на пляж, когда как раз начло светать. Тут уже была толпень.
Раздуплялись первые чаевары и кофеносы. Всё вокруг разминалось и протирало глаза.
Было холодно, и всё, на что можно было сесть, тоже было холодное.
Ниша напоила меня первым кофе, и мы стали ждать рассвет.
Людей становилось всё больше, особенно айапы в чёрных лунги. Некоторые были в зелёных лунги, - Ниша мне не смогла объяснить, почему. Все шли омываться в священном слиянии двух морей, Канникумари, самой южной точке Индии.
Меня почему-то даже не тянуло потрогать воду.
Светло стало быстро, но солнце так и не появилось из-за сплошных серых облаков (Ниша назвала это: "Sun is not available today").
Купающиеся толклись в прибое у берега, так как на возвышении храма стоял полисмен со свистком и палкой, и если кто-либо, по его мнению, заходил в воду дальше чем положено, полисмен свистел в свисток и палкой указывал назад, в сторону берега. Чуть дальше от полосы прибоя, действительно, виднелись рифы.
Короче, во мне не пробудилось ни одного импульса.
Я наблюдала, как купается семейство из Ориссы (Ниша определила по языку): пухлая мамаша, пухлый сынуля, слегка пристукнутого вида ссохшиеся бабушка с дедушкой и маленькая девочка с хвостиками. Девочка рыдала и вырывалась, и её никак не могли уговорить зайти в воду. Уже вся семья накупалась, и в конце концов дедушка взял девочку на руки и зашёл с ней ниже пояса, но тут она начала так истошно кричать, что пришлось нести её обратно. Разок её всё-таки макнули, и она стояла на берегу, вся мокрая и трясущаяся от холода.
Так и не дождавшись солнца, мы ушли от воды, чтобы поесть пури баджи и чили в тесте, которые жарил в кипящем масле по-доброму симпатичный индус, а подавала его жена, тоже милая. Они мне оба ужасно понравились, и чили был офигенный, горячий, с хрустящей корочкой. Я наслаждалась чёткими и быстрыми, и в то же время размеренными и мелодичными, как танец, движениями индуса: как он берёт шарик теста из кучки заготовленных таких шариков; быстро и умело, красиво раскачиваясь корпусом, то наваливаясь, то отступая, раскатывает идеально круглую лепёшечку и легко забрасывает её в кипящее масло, где она мгновенно начинает раздуваться, присоединяясь к множеству таких же сестёр-пури, хрустящих, масляных и пустых внутри; индус помешивает их шумовочкой, ловко подхватывает и складывает в пышную пирамиду, из которой эти пури потом берёт его жена и кладёт в тарелки, к зачёрпнутому из большой кастрюли баджи – овощному рагу, разваренному, как соус. Это и есть пури баджи, и очень, очень вкусно. Но чили в тесте ещё вкуснее :)))))))
Я не заметила, что с нами уже сидит "просто друг" с нежными глазами.
На этот раз Ниша запрягла его забронировать мне билет в sliper-классе на сегодня. Он сразу же позвонил кому-то и договорился.
Ниша предложила прогуляться, а потом съездить на вокзал за билетом.
Мы двинулись по набережной как бы вглубь, где я ещё не была, в сторону храмов.
Я была сонной и ничто меня особенно не впечатляло.
Море, храмы, статуя балладиста.
Жуткие истерзанные инвалиды без ног, рук, пальцев, гниющие, грязные, просят милостыню, торгуют чётками, копошатся.
Кадр: заросший грязный человек без обеих ног спит лицом вниз в дорожной пыли.
Грязные девушки с седыми от пыли косами торгуют чётками. Подходить к ним не хочется.
Я множество раз с пониманием вспоминала, как Петра учила меня быть чистой. Петра сама живёт можно сказать на улице, а моется два раза в день. И к ней отношение другое, это действительно важно, это правда. Если ты грязный – ты бомж, если чистый – ты баба. Такая простая и такая глубокая, если вдуматься, истина.
Мы подошли к кому-то среднему между бомжом и бабой, перед которым на тряпочке были разложены всякие картинки-печати. Оказалось, за несколько грошиков он макает эти печати в чернила и припечатывает тебе любое место, как татуировка-переводилка для детей.
Мне захотелось, я выбрала китайского дракона (день был как раз Красного Дракона, то есть меня) и подставила плечо.
Тут же откуда ни возьмись набежали ещё индусы, и этот жалкий штампик мне ставили вчетвером – кто-то держал мою руку, кто-то мазал чернилами, кто-то прикладывал, а четвёртый следил за всеми и советовал. Процесс занял не больше минуты.
Ниша тоже захотела и выбрала кобру.
Теперь на моём плече был фиолетовый дракон, на Нишином – красная кобра, а платил за всё, кажется, "просто друг" :)
Едва мы свернули с набережной в улочку между храмов, как Нишину кобру начало жечь и щипать. Я ничего такого не чувствовала.
В храмы мне заходить не хотелось, и цветы я не стала покупать – и вообще, больше всего мне хотелось спать. Я сказала об этом Нише, и мы договорились, что вот сейчас зайдём купим мне юбку, потом сразу на вокзал за билетом, и спать.
Наверное, это неинтересно – рассказывать, как покупалась юбка. Я рассказываю всё подряд, как было, - может, и не стоило бы. Но всё это мне так и запомнилось.
Магазин был просторный, двухэтажный, и до смешного напоминал советские "Промтовары". Я купила васильковую юбку с бубенчиками, свёрнутую в жгут, и это тоже было весело.
Потом мы с Нишей ехали на рикше, очередном её знакомом, а "просто друг" мелькал то слева, то справа на байке.
На вокзале часы показывали всего лишь восемь утра, и я ужасно хотела спать.
Мы с Нишей сидели на стульчиках и ждали, пока "просто друг" всё разрулит (он взял у меня деньги и пошёл толкаться в тесную очередь индусов перед кассой, что снова напомнило мне советские времена). Кобра на Нишином плече заметно распухла и нестерпимо горела, и мы принялись оттирать её влажными салфетками, которые дала мне Яна когда я уезжала из Варкалы. Эти красные чернила оказались ядовитыми – мне на плечо тоже попало крохотное пятнышко, и оно тоже жгло, в то время как с фиолетовым драконом всё было в порядке. Мы шутили, что это кобрин яд.
"Просто друг" вернулся с билетом, sliper-класс до Ченная (Мадраса), сегодня, в полшестого, всего лишь за 200 рупий. Круто, что тут сказать. Ещё пару дней наблюдений за подвигами "просто друга" – и я бы его полюбила, честное слово)))))
Мне запомнился кадр: пока мы все сидели на стульчиках, к "просто другу" подполз парень с тонкими безжизненными ногами и в белой рубашке – видимо, знакомый – они переговорили, и он уполз. Именно уполз, потому что в Индии у огромного количества инвалидов нет ни колясок, ни каких других приспособлений, и они просто ползают по земле, отталкиваясь телом и подтягиваясь руками.
Наконец я отрубилась на полу Нишиной прихожей. Мне уже было плевать и на рыдания из телека, и на шастающих соседей, и на занятых домашней работой хозяев дома.
Во сне я кашляла, так как простудилась ещё в Варкале, и невозмутимый отец подсунул мне под нос бутылочку с зелёным маслом, которым я, не просыпаясь, намазала горло – и стало легче.
Я проспала часов до двух.
Стало жарко, и чувствовала я себя неважно.
Ниша принялась кормить меня South Indian Thali (южноиндийским тали), а все соседи сбежались смотреть, как я ем.
Ниша постелила прямо на пол большой банановый лист (приблизительно как 3-4 листа А4) и разложила на нём кучками невиданные явства (некоторые из них – так я вообще не могла понять, из чего они приготовлены) и, конечно, рис. Я вспомнила, как когда-то в детстве видела, как едят вот так с листа в индийском кино про деревенского учителя, - и вот, теперь я сама в этом кино из детства, и ем с бананового листа.
Я не стала есть руками и достала ложку. В основном мне всё понравилось, хотя кое-что на мой вкус было слишком горькое или непривычное.
Пока я ела, все смотрели, а Ниша, её сестра, мама и даже отец то и дело подкладывали мне ещё, покуда я не объявила что больше вообще совсем не могу.
Потом я собралась и ждала Нишу, которая наряжалась, как на бал, чтобы проводить меня, и наблюдала, как брат-баскетболист пытается проколоть ухо застенчивому другу, а тот орёт и ничего не получается.
Проводить меня снова собралась толпа. Сестра сказала что я им всем очень понравилась и приглашала приезжать ещё, а брат рубил для меня кокос в дорогу и смешивал с кусками коричневой сладкой шняги, которую индусы плавят и используют для приготовления сладостей по праздникам, - и я бесконечно долго стояла уже в рюкзаке и ждала, когда же меня наконец отпустят.
Когда мы с Нишей наконец-то выдвинулись, с нами увязалась маленькая соседская девочка с почти русским именем – Света – хотя полное имя было какое-то другое. Спокойная и решительная, девочка изо всех сил старалась поспевать за нами своими маленькими ножками. Сандалии были ей велики, так что пришлось их снять, - но за всю дорогу Света ни разу не пискнула. Даже когда упала и ободрала коленку, она не заплакала, а только высунула язык от напряжения, поднимаясь. Только у самого вокзала Света выбилась из сил и начала отставать, и Нише пришлось взять её на руки, где она почти сразу заснула.
По дороге мы зашли на огромную территорию ашрама какого-то Шри, напоминающую студенческий городок университета культуры, - мне нужна была почта чтобы отправить открытку белорусским эльфам – но вот то нечто маленькое вместо почты было закрыто.
На вокзале мы сели ждать поезда, Света спала на Нишиных коленях, и когда, откуда ни возьмись, материализовался "просто друг", Ниша тут же сгрузила ему маленькое спящее тельце.
"Просто друг" сообщил мне что мой билет confirmed, и теперь, по странной индийской системе бронирования билетов, у меня есть конкретное место в конкретном вагоне, и друг пришёл помочь мне его отыскать. Просто святой какой-то.
А Нише стало плохо.
Прощальный кадр в вагоне: Ниша лежит, положив голову на колени "просто другу", а на руках у него спит маленькая девочка, и весь он сидит не шевелясь, боясь потревожить, а глаза его полны такой нежности, что у меня разрывалось сердце, и мысленно я изо всех сил желала ему жениться на Нише вместо какого-то глупого усатого бойфренда, который спрашивал по телефону, что я ела, напыщенным голосом человека, привыкшего считать себя безупречно правильным и добродетельным.
По прибытию в Канникумари я отказалась от навязчивых рикш и побрела куда глаза глядят.
Маленький ночной городок с храмами, запахами еды и туристическими огоньками.
Я думала выйти на пляж и там где-нибудь заночевать. Но я пошла куда-то не в ту сторону, и хотя океаном веяло отовсюду, он что-то никак не появлялся, только душные гестхаусы тянулись вдоль пыльной Main road.
Я обливалась потом и мне уже тяжеловато было нести рюкзак, и я стала заглядывать во всякие маленькие улочки, чтобы они меня куда-нибудь поскорее привели. В одной из улочек я наткнулась на Кришна-ашрам, и подумала было не вписаться ли на ночь, но как-то не почуяла конкретной мазы, и вместо этого спросила где пляж. Оказалось что всё это время я шла в противоположную сторону. Я отметила про себя, что вот удел того кто отказывается от рикш, но решила принять свою судьбу и пешком же потопала обратно.
Снова пройдя весь проделанный путь и вернувшись к вокзалу, я взяла теперь правильное направление, но вскоре совсем устала, и мне очень захотелось скинуть рюкзак и посидеть.
Тут я увидела одетый в огоньки храм Шивы, и мне живо вспомнились мои новогодние религиозные приключения и чёрный Ганеша в удаляющихся дверных проёмах. В этом храме тоже были такие проёмы, и в них виднелся наверное Шива, но смутно, да и не было у меня к нему того влечения как в ту ночь к Ганеше.
Я прошла по зелёному коридору сквозь храмовый садик, немного потупила и, решив, что так и эдак, а посидеть-то здесь можно, с приятным облегчением скинула рюкзак и села справа у входа, спиной к стене.
Я начала остывать, и представлять что сижу в Москве в переулочке, как я делаю когда мне требуется отрешиться от происходящего.
И тут, снова как в сказке или в какой-нибудь буддийской притче, из храма вышла девушка и заговорила со мной.
Я опустила глаза, так как мне не хотелось отвечать на стандартные вопросы. И тогда она присела рядом со мной на корточки и говорит: "Пошли ко мне!"
Тут я залепетала что-то про "я тебя не знаю", но она только засмеялась. Пошли, говорит, не выдумывай. Переночуешь у нас, а завтра я тебе всё покажу.
И мы пошли.
Сначала мы пошли на пляж, триумфально.
Пляж оказался совсем не таким как я представляла: толпы народу, храмы, нескончаемые ритуальные омовения (там и тут роились гроздья айяп в чёрных лунги) и огромная статуя некоего древнего балладиста, занимающая островок чуть поодаль от берега.
Ниша весело удивлялась, что я думала тут спать.
Она много болтала, и английский у неё был какой-то странный. После любых объяснений она неизменно добавляла "That`s why", это было по-книжному ненатурально и смешно. Оказалось, Ниша учится на учительницу английского, и поедет потом работать в Бангалор, потому что хочет свой "own way". Хотя у них здесь женщинам работать не обязательно – Нишина мама не работает, например, а занимается домом. А папа бывший военный. Ещё у Ниши есть два брата и сестра (сестра уже выучилась и работает учительницей ботаники). Ниша самая младшая, ей 23 года и у неё есть бойфренд (показала мне карточку – смешной усатый дядька-индус; Ниша тоже посмеялась и пояснила что это просто он так выглядит, а на самом деле ему всего 26). Бойфренд плавает на транспортном судне где-то в области Мумбая, они с Нишей "дружат" уже девять лет и года через три поженятся, когда бойфренд построит для Ниши дом. Ниша сказала, что в их касте (нада) не принято выходить замуж раньше 25ти лет. Она потом много рассказывала про свою касту, что это как бы закрытая коммуна, где все соседи знают друг друга и все вроде как одна семья, которая соблюдает ритуалы и правила и живёт по традиции, как по расписанию. Смысла же ритуалов, как я поняла, Ниша не знает, да и не пытается постичь – они для неё просто есть. Это её реальность.
Наконец мы пошли к Нише домой.
Вокруг нас появлялся и исчезал Нишин "просто друг" с нежными глазами, и она постоянно загружала его какими-нибудь поручениями, а он её слушался, как ребёнок, и всё исполнял что она говорит.
Ещё Ниша очень много трепалась по мобильнику и здоровалась с кучей людей (у меня сложилось впечатление что она знает вообще весь город), неизменно поясняя обо мне - "my friend" - и постоянно порываясь мне что-нибудь купить. Её странный английский примерно наполовину состоял из предложений открывающихся глаголом shall, словно это было такое домашнее задание по английскому языку - использовать этот глагол. ("Shall we cross the street now? Shall I buy this for you?")
Дом Ниши оказался маленький, тёмный, тесно набитый вещами, людьми и животными, а со всех сторон к нему так же тесно подпихнулись другие такие же дома (как я поняла, той же касты), перемежающиеся крохотными двориками-проходиками, плотняком засаженными разной утварью и полчищами домашних животных. У Ниши в скромном палисадничке между калиткой и крыльцом и на самом крыльце тусовалось штук пять коз и козлят, две-три огромные коровы с телёнком, мелькали куры и кошки, плюс грозный козёл на верёвке, изолированный, как объяснила Ниша, за плохое поведение (подкрадывался и бодал))), а в дом допускалась лишь унылая и пыльная полудоберманиха по кличке Паппи.
Ниша сказала, что это её сестра любит коз, поэтому они их и держат. Я тоже очень люблю коз, и к этим смешным вислоухим Нишиным козам я совершенно невменяемо лезла ласкаться, но они очень ловко и шустро разбегались, и круглые их глаза выражали полнейшее недоумение.
Дверь в Нишин дом состояла из четырёх независимо открывающихся частей: две створки, разделённые ещё и на верхнюю и нижнюю каждая. Получается, при такой системе предусмотрены 16 вариантов состояния двери, - непостижимый космос для моего сознания и самая простая и обыденная вещь для Ниши. (На практике, нижние створки закрываются для того, чтобы животные не могли войти в дом. Но для чего тогда держать открытыми верхние створки, если чтобы войти или выйти самому, всё равно нужно также открыть и нижние? Здесь моя мысль останавливается…)
Чтобы смогла пройти я с рюкзаком, понадобилось открыть все четыре створки.
Дома никого не оказалось.
Я скинула рюкзак, и мы пошли прогуляться и перекусить на Main road.
Наша прогулка снова сопровождалась бесконечными приветствиями и пояснениями насчёт "my friend", и улыбающиеся очередные Нишины знакомые едва не завернули для меня рис с курицей. Ниша объяснила что они тут вегетарианцы только три дня в неделю (как раз начиная с завтра), а в остальные четыре дня едят рыбу и курицу. Я высказалась в том смысле, что вообще не очень хочу есть и с удовольствием обошлась бы какими-нибудь фруктами. Тогда Ниша напоила меня прекрасным кокосом, купила мне огненно-рыжих бананов и волшебного сахарного тростника.
Тростник она купила, потому что я призналась что никогда его не ела и не знаю как есть.
Мы подошли к сидящему под деревом дедушке, у которого за спиной к стволу того же дерева были приставлены высокие охапки тростника ( я сначала и не поняла, что это такое, - думала, может бамбук типа для хозяйственных нужд). Дедушка оживился, некоторое время копался в охапках, выбирая, и наконец вытащил для нас длинную толстую тростничину, и принялся её осматривать и ощупывать (потом я догадалась, что так он определял где больше сахара, чтобы рубить именно в этих местах, и нам было бы слаще есть). Находя подходящее место, он коротко взмахивал - не то серпом, не то ножом - и разрубал. В итоге получилось несколько коротких тростниковых обрубков, каждый из которых дедушка ещё и надщепил с обоих концов, и связал их всех вместе травинкой. Получилось очень красиво, такая маленькая вязаночка тростника чёрно-зелёного цвета.
Я говорю Нише: "Скажи ему, что красиво!". Она сказала, и дедушка заулыбался и закивал. Ниша заплатила ему 10 рупий. Я спросила Нишу, неужели это его единственная работа, - сидеть здесь день и ночь и время от времени рубить тростник и связывать его травинкой, получая за это десять грошиков? Ниша сказала, да. Она сказала, что многие люди здесь никогда не покидают своего места. НИКОГДА.
Дома у Ниши уже набежала толпа народу: мама, сестра, подруга сестры, соседка, ещё соседка, поддатый брат – высокий накаченный чувак со шрамом на мощном плече, практически негр-баскетболист – и друг брата.
Все они тусили в прихожей, единственной хорошо освещённой и хоть немного вместительной комнате во всём доме, и к тому же с телевизором. В этой комнате делались дела, здесь же ели, сидели, здесь же спали Нишина сестра и брат (но брат сегодня уходил спать к своему застенчивому другу, который в затянувшемся ожидании жался к двери и отказывался на все предложения сесть). Разумеется, телек был перманентно включён и показывал исключительно безумные индийские сериалы, один за другим, прерываемый лишь ещё более безумной индийской рекламой.
Все эти люди то приходили, то уходили, и конечно же страшно хотели меня рассмотреть.
Они поднимали мой рюкзак, спрашивали сколько стоит спальник, и сколько детей у моих родителей, и сколько мне лет, и неужели же я путешествую совсем одна, и нравится ли мне Индия.
Все они очень плохо понимали по-английски, так что Ниша (которая и сама не всё понимала) служила переводчиком, и каждый, к кому я обращалась, сильно смущался, умолкал и только сверкал зубами, беспомощно улыбаясь.
Мы с Нишей сели есть сахарный тростник, пялясь на рыдающих в телеке индусов.
Оказалось, нужно сдирать кору зубами, а потом так вот запросто откусывать древесину и жевать, пока сладко, и сплёвывать в корзину. Действительно, очень сладко, как будто пьёшь сахарный сироп. Однако для моих неподготовленных челюстей обгрызание коры оказалось тяжёлой работой, я быстро устала, и тогда Нишин брат-баскетболист счистил для меня кору каким-то серпом. Этот брат вообще был заточен для грубой работы, и если он пытался приласкать ребёнка или животное, то дети и животные в ужасе разбегались, с плачем или визгом или блеяньем. Когда же я посоветовала ему быть с детьми нежнее, он очень смутился и ничего не ответил.
Ниша обещала меня разбудить в пять утра, чтобы пойти встречать рассвет на пляж Канникумари, и мы пошли было спать на крышу. С нами приволоклись всё тот же брат и унылая полудоберманиха.
Я начала укладываться, а брат стоял надо мной, курил сигарету и рассказывал, что он может выпить аж три бутылки пива. Я сказала, что могу выпить бутылку водки, но он, по-моему, так и не решил, верить мне или нет.
Тем временем во сто пятый раз позвонил Нишин бойфренд, и Ниша всучила мне трубку. Бойфренд интересовался, накормила ли меня Ниша, хорошо ли я себя чувствую и прочей подобной хренью. Это было мило и смешно, - как и всё, что говорили и делали эти люди.
Тут заморосил дождь, и пришлось нам со всеми хоботьями убираться в дом. Ниша предложила мне спать вместе с ней в её крошечной захламлённой комнатушке, напоминающей сарайчик моей бабушки, но я решила что лучше уж я посплю здесь, в прихожей, с сестрой.
Сестра мне кстати понравилась :))))
Она была такая грубоватая и пофигистичная, как бы и не женственная совсем, эдакий чувак, но видно что умная и очень попущенная, и эта самая попущенная пофигистичность и составляла её особое обаяние.
Между тем нарисовался отец семейства, худой жилистый дядька с ёжиком седых волос под бейсболкой, и при этом в лунги вместо штанов (развесёлое сочетание – бейсболка и лунги!).
Вот этого чувака было ничем не пронять. Он вообще никогда не смущался и был совершенно спокоен.
Отец с матерью стали возиться с какими-то облепленными землёй кореньями (среди кореньев были пучки только что вырванного турмерика, порошок которого у нас больше известен как куркума) и овощами, и Ниша объяснила, что это они готовятся к послезавтрашнему фестивалю Понгал (pongal), и что это здесь как рождество. Завтра люди приготовят разные угощения и сладости, отнесут всё это в храмы и оставят богам, а на следующий день заберут обратно и будут есть и праздновать. Вот такой вот Понгал :)
Ниша ушла спать.
Сестра натянула но голову покрывалко и тут же отъехала.
Я легла, и мать семейства, окинув взором свои владения и оценив обстановку, подошла к выключателю, посмотрела на меня утвердительно, - и выключила свет.
И как же я охренела, когда через три минуты она включила его обратно, врубила телек на полную громкость и воткнулась в адский индийский экшн с воплями, кровью и рыданиями.
Я очень устала, но спать в таких условиях просто не могла. Поток страданий подхватил меня и очень скоро вынес к решению карабкаться на берег, то есть пойти спать на крышу, - уж лучше меня разбудит дождь, но хотя бы немного я нормально посплю, чем метаться в этом дурдоме.
Я тихонечко свернула свою постель и собралась на цыпочках ускользнуть, но меня блин перехватил отец семейства. Он принялся не пускать меня, жестами изо всех сил показывая, что может пойти дождь и что на крыше спать никак нельзя, ну никак! Как лучшая альтернатива, мне предлагалось место на крыльце, где спали козы, и где было в буквальном смысле насрано и валялись обоссанные мешки. Хрипло ругаясь, отец начал вытуривать с крыльца козу, а та упёрлась всеми копытами и ни за что не хотела уходить с нагретого местечка. Попутно ногами он расшвыривал во все стороны дерьмо, как бы расчищая моё будущее ложе.
Я сильно впечатлилась происходящим, и как вариант мне даже приходило схватить рюкзак и бежать. Но я взяла себя в руки и терпеливо продолжала показывать как мне нравится спать на крыше и как я спущусь на крыльцо если пойдёт дождь. В конце концов, отец досадливо махнул рукой и ушёл в дом, совсем как моя бабушка, когда ей надоедало бороться с моим упрямством (бабушка любила причитать: "Во девка растёт!" – с таким видом, словно мне как минимум предстояло развязать третью мировую войну).
Я поднялась на крышу, но оказалось, что это ещё не конец.
Стоило мне только-только блаженно поплыть в сладостный сон на свежем воздухе, уютно завернувшись в Прекрасный Спальник Саввиной Мамы, как унылая полудоберманиха шумно сорвалась с места где-то за моей головой, где было улеглась, и с лаем бросилась во двор. Там она продолжительно и терзающе громко перегавкивалась с удалёнными собаками. После чего, исполнив, так сказать, священный свой долг, полудоберманиха приволоклась обратно, и , яростно вскопав свою подстилку, со вздохом опустила на неё усталое тело.
Эта серия действий – сорвалась-перегавкалась-вскопала-улеглас
Иногда собака лаяла прямо с крыши, стоя на задних лапах, а передними опираясь о бортик.
А дождь таки пошёл.
Это не был полноценный индийский дождь, он только моросил, но всё-таки остаться лежать под этой моросью означало постепенно вымочить спальник насквозь.
Я опять свернула постель и поплелась вниз.
По дороге я останавливалась и смотрела на небо в надежде, что дождь пошутил и всё-таки сейчас перестанет. Но нет, это была не шутка.
Четырёхстворчатая дверь в дом, где уже давно умолк телевизор, была заперта изнутри.
Тоскливо оглядев палисадник, я пришла к заключению, что, кроме крыльца с козами, спать действительно больше негде.
Мне не пришлось никого изгонять – едва я забилась под самую дверь, козы сами поспешно свалили с крыльца, и постылая полудоберманиха заняла их место.
Я спала плохо, полусидя-полулёжа, кутаясь в спальник и постоянно просыпаясь, потому что мне казалось, что вот уже рассвет.
Когда утро действительно подступило, я даже обрадовалась, что больше не надо пытаться спать.
Первым на крыльцо вышел отец. И засмеялся. Это был короткий победный смех, что-то вроде "ХА!". Но в то же время, этот смех был добродушным. Думаю, скорчась под дверью, в окружении спящей без задних ног полудоберманихи и потихоньку вернувшихся и тоже спящих коз, я являла собой умильное зрелище.
Отец прошёл через палисадник к маленькому домашнему храму-часовенке, нажал на клавишу, и громко запела магнитофонная повторяющаяся мантра.
Такие же записи, с другими мантрами и голосами, послышались отовсюду, хотя было ещё темно. И эта подлая полудоберманиха дрыхла себе, даже не шелохнулась.
Вышла Ниша в ночной сорочке и объявила, что пора вставать и идти.
Мы быстро собрались.
Было темно, повсюду раздавалось пение, и люди выходили на Main Road и двигались в сторону океана.
Ниша, как обычно, болтала, здоровалась, поясняла "my friend" и названивала своему бойфренду (она им очень гордилась, всё повторяла что он работает в Мумбае и что купил ей сари), и бог знает кому ещё.
Я удивлялась, как много людей встают так рано. Ниша сказала, что им нужно открывать магазины и вообще, начинать рабочий день, that`s why.
Мы пришли на пляж, когда как раз начло светать. Тут уже была толпень.
Раздуплялись первые чаевары и кофеносы. Всё вокруг разминалось и протирало глаза.
Было холодно, и всё, на что можно было сесть, тоже было холодное.
Ниша напоила меня первым кофе, и мы стали ждать рассвет.
Людей становилось всё больше, особенно айапы в чёрных лунги. Некоторые были в зелёных лунги, - Ниша мне не смогла объяснить, почему. Все шли омываться в священном слиянии двух морей, Канникумари, самой южной точке Индии.
Меня почему-то даже не тянуло потрогать воду.
Светло стало быстро, но солнце так и не появилось из-за сплошных серых облаков (Ниша назвала это: "Sun is not available today").
Купающиеся толклись в прибое у берега, так как на возвышении храма стоял полисмен со свистком и палкой, и если кто-либо, по его мнению, заходил в воду дальше чем положено, полисмен свистел в свисток и палкой указывал назад, в сторону берега. Чуть дальше от полосы прибоя, действительно, виднелись рифы.
Короче, во мне не пробудилось ни одного импульса.
Я наблюдала, как купается семейство из Ориссы (Ниша определила по языку): пухлая мамаша, пухлый сынуля, слегка пристукнутого вида ссохшиеся бабушка с дедушкой и маленькая девочка с хвостиками. Девочка рыдала и вырывалась, и её никак не могли уговорить зайти в воду. Уже вся семья накупалась, и в конце концов дедушка взял девочку на руки и зашёл с ней ниже пояса, но тут она начала так истошно кричать, что пришлось нести её обратно. Разок её всё-таки макнули, и она стояла на берегу, вся мокрая и трясущаяся от холода.
Так и не дождавшись солнца, мы ушли от воды, чтобы поесть пури баджи и чили в тесте, которые жарил в кипящем масле по-доброму симпатичный индус, а подавала его жена, тоже милая. Они мне оба ужасно понравились, и чили был офигенный, горячий, с хрустящей корочкой. Я наслаждалась чёткими и быстрыми, и в то же время размеренными и мелодичными, как танец, движениями индуса: как он берёт шарик теста из кучки заготовленных таких шариков; быстро и умело, красиво раскачиваясь корпусом, то наваливаясь, то отступая, раскатывает идеально круглую лепёшечку и легко забрасывает её в кипящее масло, где она мгновенно начинает раздуваться, присоединяясь к множеству таких же сестёр-пури, хрустящих, масляных и пустых внутри; индус помешивает их шумовочкой, ловко подхватывает и складывает в пышную пирамиду, из которой эти пури потом берёт его жена и кладёт в тарелки, к зачёрпнутому из большой кастрюли баджи – овощному рагу, разваренному, как соус. Это и есть пури баджи, и очень, очень вкусно. Но чили в тесте ещё вкуснее :)))))))
Я не заметила, что с нами уже сидит "просто друг" с нежными глазами.
На этот раз Ниша запрягла его забронировать мне билет в sliper-классе на сегодня. Он сразу же позвонил кому-то и договорился.
Ниша предложила прогуляться, а потом съездить на вокзал за билетом.
Мы двинулись по набережной как бы вглубь, где я ещё не была, в сторону храмов.
Я была сонной и ничто меня особенно не впечатляло.
Море, храмы, статуя балладиста.
Жуткие истерзанные инвалиды без ног, рук, пальцев, гниющие, грязные, просят милостыню, торгуют чётками, копошатся.
Кадр: заросший грязный человек без обеих ног спит лицом вниз в дорожной пыли.
Грязные девушки с седыми от пыли косами торгуют чётками. Подходить к ним не хочется.
Я множество раз с пониманием вспоминала, как Петра учила меня быть чистой. Петра сама живёт можно сказать на улице, а моется два раза в день. И к ней отношение другое, это действительно важно, это правда. Если ты грязный – ты бомж, если чистый – ты баба. Такая простая и такая глубокая, если вдуматься, истина.
Мы подошли к кому-то среднему между бомжом и бабой, перед которым на тряпочке были разложены всякие картинки-печати. Оказалось, за несколько грошиков он макает эти печати в чернила и припечатывает тебе любое место, как татуировка-переводилка для детей.
Мне захотелось, я выбрала китайского дракона (день был как раз Красного Дракона, то есть меня) и подставила плечо.
Тут же откуда ни возьмись набежали ещё индусы, и этот жалкий штампик мне ставили вчетвером – кто-то держал мою руку, кто-то мазал чернилами, кто-то прикладывал, а четвёртый следил за всеми и советовал. Процесс занял не больше минуты.
Ниша тоже захотела и выбрала кобру.
Теперь на моём плече был фиолетовый дракон, на Нишином – красная кобра, а платил за всё, кажется, "просто друг" :)
Едва мы свернули с набережной в улочку между храмов, как Нишину кобру начало жечь и щипать. Я ничего такого не чувствовала.
В храмы мне заходить не хотелось, и цветы я не стала покупать – и вообще, больше всего мне хотелось спать. Я сказала об этом Нише, и мы договорились, что вот сейчас зайдём купим мне юбку, потом сразу на вокзал за билетом, и спать.
Наверное, это неинтересно – рассказывать, как покупалась юбка. Я рассказываю всё подряд, как было, - может, и не стоило бы. Но всё это мне так и запомнилось.
Магазин был просторный, двухэтажный, и до смешного напоминал советские "Промтовары". Я купила васильковую юбку с бубенчиками, свёрнутую в жгут, и это тоже было весело.
Потом мы с Нишей ехали на рикше, очередном её знакомом, а "просто друг" мелькал то слева, то справа на байке.
На вокзале часы показывали всего лишь восемь утра, и я ужасно хотела спать.
Мы с Нишей сидели на стульчиках и ждали, пока "просто друг" всё разрулит (он взял у меня деньги и пошёл толкаться в тесную очередь индусов перед кассой, что снова напомнило мне советские времена). Кобра на Нишином плече заметно распухла и нестерпимо горела, и мы принялись оттирать её влажными салфетками, которые дала мне Яна когда я уезжала из Варкалы. Эти красные чернила оказались ядовитыми – мне на плечо тоже попало крохотное пятнышко, и оно тоже жгло, в то время как с фиолетовым драконом всё было в порядке. Мы шутили, что это кобрин яд.
"Просто друг" вернулся с билетом, sliper-класс до Ченная (Мадраса), сегодня, в полшестого, всего лишь за 200 рупий. Круто, что тут сказать. Ещё пару дней наблюдений за подвигами "просто друга" – и я бы его полюбила, честное слово)))))
Мне запомнился кадр: пока мы все сидели на стульчиках, к "просто другу" подполз парень с тонкими безжизненными ногами и в белой рубашке – видимо, знакомый – они переговорили, и он уполз. Именно уполз, потому что в Индии у огромного количества инвалидов нет ни колясок, ни каких других приспособлений, и они просто ползают по земле, отталкиваясь телом и подтягиваясь руками.
Наконец я отрубилась на полу Нишиной прихожей. Мне уже было плевать и на рыдания из телека, и на шастающих соседей, и на занятых домашней работой хозяев дома.
Во сне я кашляла, так как простудилась ещё в Варкале, и невозмутимый отец подсунул мне под нос бутылочку с зелёным маслом, которым я, не просыпаясь, намазала горло – и стало легче.
Я проспала часов до двух.
Стало жарко, и чувствовала я себя неважно.
Ниша принялась кормить меня South Indian Thali (южноиндийским тали), а все соседи сбежались смотреть, как я ем.
Ниша постелила прямо на пол большой банановый лист (приблизительно как 3-4 листа А4) и разложила на нём кучками невиданные явства (некоторые из них – так я вообще не могла понять, из чего они приготовлены) и, конечно, рис. Я вспомнила, как когда-то в детстве видела, как едят вот так с листа в индийском кино про деревенского учителя, - и вот, теперь я сама в этом кино из детства, и ем с бананового листа.
Я не стала есть руками и достала ложку. В основном мне всё понравилось, хотя кое-что на мой вкус было слишком горькое или непривычное.
Пока я ела, все смотрели, а Ниша, её сестра, мама и даже отец то и дело подкладывали мне ещё, покуда я не объявила что больше вообще совсем не могу.
Потом я собралась и ждала Нишу, которая наряжалась, как на бал, чтобы проводить меня, и наблюдала, как брат-баскетболист пытается проколоть ухо застенчивому другу, а тот орёт и ничего не получается.
Проводить меня снова собралась толпа. Сестра сказала что я им всем очень понравилась и приглашала приезжать ещё, а брат рубил для меня кокос в дорогу и смешивал с кусками коричневой сладкой шняги, которую индусы плавят и используют для приготовления сладостей по праздникам, - и я бесконечно долго стояла уже в рюкзаке и ждала, когда же меня наконец отпустят.
Когда мы с Нишей наконец-то выдвинулись, с нами увязалась маленькая соседская девочка с почти русским именем – Света – хотя полное имя было какое-то другое. Спокойная и решительная, девочка изо всех сил старалась поспевать за нами своими маленькими ножками. Сандалии были ей велики, так что пришлось их снять, - но за всю дорогу Света ни разу не пискнула. Даже когда упала и ободрала коленку, она не заплакала, а только высунула язык от напряжения, поднимаясь. Только у самого вокзала Света выбилась из сил и начала отставать, и Нише пришлось взять её на руки, где она почти сразу заснула.
По дороге мы зашли на огромную территорию ашрама какого-то Шри, напоминающую студенческий городок университета культуры, - мне нужна была почта чтобы отправить открытку белорусским эльфам – но вот то нечто маленькое вместо почты было закрыто.
На вокзале мы сели ждать поезда, Света спала на Нишиных коленях, и когда, откуда ни возьмись, материализовался "просто друг", Ниша тут же сгрузила ему маленькое спящее тельце.
"Просто друг" сообщил мне что мой билет confirmed, и теперь, по странной индийской системе бронирования билетов, у меня есть конкретное место в конкретном вагоне, и друг пришёл помочь мне его отыскать. Просто святой какой-то.
А Нише стало плохо.
Прощальный кадр в вагоне: Ниша лежит, положив голову на колени "просто другу", а на руках у него спит маленькая девочка, и весь он сидит не шевелясь, боясь потревожить, а глаза его полны такой нежности, что у меня разрывалось сердце, и мысленно я изо всех сил желала ему жениться на Нише вместо какого-то глупого усатого бойфренда, который спрашивал по телефону, что я ела, напыщенным голосом человека, привыкшего считать себя безупречно правильным и добродетельным.
Комментариев нет:
Отправить комментарий